В этом номере на вопросы советника президента Гильдии российских адвокатов Людмилы Олеговны МАТВИЕНКО отвечает Олеся Валерьевна ВЕСЁЛКИНА, врач, судебно-медицинский эксперт, практикующий судебный эксперт со стажем более 16 лет. Экспертная специализация: комиссионные и комплексные экспертизы, экспертиза трупа, экспертиза живого лица. Общее количество выполненных судебных экспертиз – свыше 2500. Является признанным специалистом в области комиссионной экспертизы, в том числе судебно-медицинской экспертизы медицинской помощи, экспертных ошибок и методологии экспертизы. Эксперт Национальной медицинской палаты по судебно-медицинской экспертизе, член Ассоциации судебно-медицинских экспертов. Преподаватель кафедры инновационного медицинского менеджмента и общественного здоровья Академии постдипломного образования ФМБА России. Основатель и директор Института судебной медицины и патологии.
Л.М.: Вы много лет работали в системе государственной экспертизы, а сейчас в частной. В чем причина перехода? И что изменилось в работе?
О.В.: Действительно, я более 15 лет была государственным экспертом, это традиционный для судебно-медицинского эксперта путь. Старт с работы в морге, где я занималась потоковой экспертизой трупа и экспертизой живых лиц, выезжала на места происшествия в составе следственно-оперативной группы. Затем открыла для себя комиссионную экспертизу – мир судебной медицины, работающей на стыке медицинских специальностей и даже разных профессий. В 2010 году я перешла в комиссию уже на основное место работы, приняв к заведованию отдел сложных экспертиз Бюро судебно-медицинской экспертизы Московской области, который возглавляла следующие 11 лет. Однако по принципу играющего тренера продолжала совмещать работу в районном отделении, сохраняя таким образом боевую форму. В 2020 году перешла на работу в ФГБУ «Российский центр судебно-медицинской экспертизы» как на новую ступень своего профессионального развития.
11 лет руководства отделом сложных экспертиз позволило мне научиться организовывать процесс работы в экспертной специфике, обучить и вывести в практику немало экспертов, сохранить и развить методологию комиссионных экспертиз областного Бюро, которая всегда была его гордостью. С другой стороны, с места главы отдела мне были видны все болезни государственной экспертизы – бюрократия, вечные проблемы со сроками экспертиз, в каком-то смысле чрезмерная консервативность, где-то даже упертость. Перейдя в федеральный центр, я поняла, что мне не хватает простора для дальнейшего развития, не хватает моей команды опытных экспертов. Нельзя сказать, что этот этап был ошибочным, отнюдь. Он позволил мне увидеть, чем живет РЦСМЭ, его проблемы и сильные места, окунуться в реальную практику их экспертиз.
«Святым Граалем» той школы экспертизы, из которой я вышла, было качество экспертизы. Все остальное всегда было вторичным, а вот экспертиза должна быть качественной и честной. Также нужно быть открытым к новому, креативить, потому что комиссия (так мы называем комиссионные экспертизы) все время меняется, появляются новые объекты, ранее не применяемые коллаборации с экспертами других, в том числе немедицинских специальностей, нужно следить за судебной практикой и запросом право- применителя на решение медицинских вопросов. В государственной экспертизе болезни, о которых я уже упомянула, с приходом оптимизации только нарастают: качество теряется быстрыми темпами, о сроках экспертиз уже ходят легенды, а когда экспертиза на- конец закончена, она вызывает разочарование, потому что не дает ответов на вопросы. Наблюдать за таким движением вниз очень грустно для человека, который видел лучшие времена. Именно это заставило меня в какой-то момент перейти в федеральный центр, а за- тем подвигло идти дальше, чтобы сохранить то, чему за эти годы я научилась.
Так что же, если государственная экспертиза сбавляет обороты, то значит, надо идти в частное поле и строить экспертизу заново? Кто-то скажет, что институт частной судебно-медицинской экспертизы существует давно, но вот какова репутация этого института и качество этих экспертиз? Вот мы с партнерами и решили, что надо основать Институт судебной медицины и патологии, стержнем которого станут принципы качества, принятые в лучшие времена в государственной экспертизе, а вот негативные стороны государственной экспертизы мы с собой не возьмем. Помимо самой экспертизы важно постоянно анализировать, исследовать вопросы экспертизы и экспертных ошибок, систематизировать их и обучать практике экспертов, поэтому двумя важными частями Института мы определили образование и науку.
Работа в частной экспертизе на самом деле оказалась более интересной и очень вдохновляющей. Одна из особенностей работы в государственной экспертизе – своеобразный перекос в обвинение. Это естественно, потому что когда мы говорим об экспертизе по уголовным делам, то если дело выходит в суд, то эксперт всегда со стороны обвинения. Это не дает возможности видеть другую сторону. Взаимодействие с адвокатским корпусом у государственных экспертов, конечно, происходит, но об этом не принято говорить и не принято афишировать. Потому и само такое взаимодействие оказывается неполноценным, лишая экспертов полного пути и получения обратной связи. Ведь для того, чтобы получить знание, важно не только написать экспертное суждение, нужно, чтобы оно потом выстояло в суде, в допросе, в приговоре или решении суда. А если вы консультируете инкогнито, то эта важная часть теряется.
Моим коллегам-экспертам кажется, что частные эксперты взаимодействуют только с адвокатами. А это совсем не так. В моем ежедневном рационе консультаций все по-прежнему – следователи, судьи, но теперь и адвокаты, представители, а также просто граждане или клиники, которые планируют судебный спор или уже являются сторонами по делу. Я бы сказала, что картинка стала полной.
Что еще изменилось? Скорее, темп работы. Я ду- маю, что это особенность частного бизнеса, который не надеется на государственное финансирование, а только на себя. Потому хочешь жить и зарабатывать достойно – умей крутиться, сокращай сроки экспертиз, думай о том, как сделать их понятнее, как решить те вопросы, которые возникают при рассмотрении дел с медицинской точки зрения и тому подобное.
Л.М.: Часто в адвокатской практике при на- значении экспертизы мы встречаем вопросы от следователей к экспертам о наличии причинно-следственной связи между действиями подзащитного врача и наступлением негативных последствий. Интересно ваше мнение: насколько правомерен такой вопрос, всегда ли эксперт должен/может на него отвечать и как отвечать?
О.В.: Ответ на этот вопрос требует отдельной лекции, настолько он непрост. С одной стороны, установление причинно-следственной связи как цели экспертизы определено в основополагающем для медиков законе – ст. 58 Федерального закона от 21.11.2011 No 323-ФЗ (ред. от 19.12.2022) «Об основах охраны здоровья граждан в Российской Федерации». Судебные медики отвечают на вопрос о причинно- следственной связи в экспертизе уже более ста лет. Например, упоминание о ней есть в «Правилах для составления заключений о тяжести повреждений» (утв. Наркомздравом РСФСР, Наркомюстом РСФСР, циркуляр от 16.11.1922 No 146).
С другой стороны, когда мы говорим об установлении причинно-следственной связи между дефектами оказания медицинской помощи и наступлением неблагоприятных последствий для пациента, мы попадаем на стык специальностей – медицины и юриспруденции. Мне хорошо знакомо мнение преобладающего числа юристов, что установление причинной связи должны выполнять правоприменители, и я как эксперт с этим должна согласиться. Основной проблемой в этом вопросе является то, что нужно выходить за пределы медицины в решении этой задачи, а для эксперта медицинской специальности такое недопустимо. Навязывание установления при- чинной связи во врачебных делах (так мы называем такие экспертизы) произошло в 90-х годах прошлого века и повлекло за собой раскол и путаницу в рядах судебно-медицинских экспертов, что усугубило не- доверие к экспертизе. Одни эксперты, я называю их «с классическим подходом», определяют причинную связь в пределах организма человека, то есть устанавливая исходя из медицинских познаний, для нас это эквивалент установления причины смерти: причина (заболевание) – следствие (смерть). Другие, «с творческим подходом», в определении связи используют теории установления причинной связи в юриспруденции, выходя за пределы своих медицинских познаний, но удовлетворяя таким образом запрос общества и правоприменителя. Верно ли это? Никогда практика примеривания мантии судьи экспертом не была правильной. Он должен жестко стоять на данных науки, в которой является экспертом.
Решением этой тупиковой ситуации является соглашение между экспертами и правоприменителем: эксперты устанавливают элементы, требующие специальных познаний (причину смерти, дефекты медпомощи, их последствия, прогноз), а правоприменители устанавливают причинную связь, добавляя к этому свои, юридические моменты. Но до оформления такого соглашения эксперты обязаны отвечать на этот вопрос.
Л.М.: Комплексные судебно-медицинские экспертизы стоят довольно дорого. Какие проблемы возникают с оплатой услуг экспертов в уголовных делах и гражданских?
О.В.: Комиссионные и комплексные судебно-медицинские экспертизы – самый высокоинтеллектуальный вид экспертиз в судебной медицине. Это общепризнанный факт. Некоторые случаи эксперты-клиницисты могут обдумывать, обсуждать, исследовать литературу месяц, иногда даже два. Только написание проекта выводов судмедэкспертом (то есть когда комиссия уже определилась с мнением и обсудила ответы на вопросы) занимает неделю, а может доходить до одного месяца. Помимо интеллектуальной сложности, они трудоемкие (нередко документы привозят в буквальном смысле в мешке или нескольких коробках). Их надо обработать, а медицинские документы все еще в основном рукописные.
Теперь о проблемах в оплате. Это, безусловно, наша боль. Законодатель установил правила, что эксперт должен выполнить свою работу, а затем ожидать, когда экспертизу наконец-то оплатят. Сначала надо дождаться решения суда, затем вступление его в законную силу. Если подана апелляционная жалоба, то ждем ее рассмотрения. И только потом выдается исполнительный лист. Думаю, не нужно объяснять, что исполнительное производство в некоторых случаях означает конец пути, если у должника нет средств. Этот временной маховик от момента завершения экспертизы до момента ее оплаты достигает полугода, а иногда и до года и более. При этом вам как руководителю нужно оплатить работу экспертам, когда она завершена – таково трудовое законодательство. Вот и получается странная коллизия.
Несправедливость этого механизма оплаты в отношении экспертного сообщества приводит к тому, что оно защищается всеми возможными для себя законными способами. Поэтому большинство экспертных учреждений жестко стоит на предоплате, фактически вынуждая стороны ее произвести. Если этого не происходит, то дело возвращается суду с формулировкой «не смогли сформировать состав экспертной комиссии», то есть не смогли привлечь в экспертизу внештатных экспертов-клиницистов для ответа на поставленные вопросы.
Л.М.: Какие ошибки совершают адвокаты при назначении, оспаривании экспертиз и заключений специалистов? Что следует учесть защитнику в уголовных делах врачей, в помощи медицинским учреждениям при взаимодействии с экспертами?
О.В.: Работа должна начинаться с реального разбора случая. Идеально, когда это можно сделать в самой медицинской организации, где руководители готовы беспристрастно смотреть на случай. Если это по каким-то причинам невозможно или клиент очень упорен в своем взгляде на то, что все было сделано идеально, нужна сторонняя оценка.
Достаточно часто мы сталкиваемся с деструктивной тактикой защиты медицинских организаций, где дефект медпомощи очевиден. Например, если забыли в операционном поле салфетку. Отрицая ее наличие, обвиняя пациента в том, что он сам ее туда поместил, стоит помнить, что судья и следователь тоже пациенты. Это может вызвать раздражение или даже негодование, которое отразится на внутреннем убеждении суда в последующем. Если случай дефектный, это не означает обязательную капитуляцию. Если юрист оценивает его реально, то он может помочь вывести медицинскую организацию при лучших условиях, во- время заключив мировое соглашение.
Что касается уголовного судопроизводства, то помощь врачу да и потерпевшей стороне невозможна без оценки ключевого доказательства – судебно-медицинской экспертизы. Вопросы, которые ставятся эксперту при оспаривании экспертизы в допросе или в дополнительной экспертизе, не должны размываться деталями. Иногда бывает, что поставят 150 вопросов, а про главное (причина смерти, вред здоровью и причинно-следственная связь) спросить забудут. Если дело сложное, пронизанное необходимостью применения специальных познаний, весьма не лишним будет помощь специалиста не только в подготовке заключения. Это может быть формат устной или письменной консультации, подготовки специалистом вопросов и объяснения возможных вариантов ответа.
Л.М.: 2 ноября 2022 года Институт судебной медицины и патологии отпраздновал свой первый год жизни. Расскажите об основных итогах первого года. Чем ваше детище может быть полезным адвокатам?
О.В.: Впечатлением первого года работы можно назвать следующее: мы не ожидали, что окажемся настолько востребованными. На этом этапе мы ставим и развиваем экспертную ветку Института. В основном это судебная экспертиза по гражданским делам, но есть и уголовные дела, экспертизы по которым назначаются Следственным комитетом России. Мы также ведем образовательную часть, являясь клинической базой для ФГАОУ ВО Российский национальный исследовательский медицинский университет имени Н.И. Пирогова и ГБУЗ МО «МОНИКИ им М.Ф. Владимирского», откуда к нам приходят ординаторы. Просветительский канал «Врачебные ошибки с экспертом Веселкиной» оказался очень востребованным, в первую очередь у медицинского сообщества, которое дает большой запрос на понимание медицинского права и разбор ошибок.
Конечно, мы начали взаимодействовать с адвокатским корпусом, у нас есть два соглашения с адвокатскими коллегиями Москвы (АК «Династия») и Санкт-Петербурга (Балтийская коллегия адвокатов), которые мы консультируем уже на постоянной основе. В ближайших планах сделать медицинскую судебную экспертизу полной, получив лицензию на психолого-психиатрическую экспертизу, поэтому недавно наша команда пополнилась тоже бывшим, опытным государственным судебно-психиатрическим экспертом.
Что касается нашей полезности для адвокатского корпуса, то в первую очередь это консультирование. Правильное понимание медицинской части позволяет адвокату принять решение, браться ли за дело, грамотно разработать тактику защиты, ставить хорошие, каверзные вопросы экспертам. Если речь о гражданском иске, то эксперт может подсказать вопросы и экспертные особенности, которые позволят правильно сформулировать требования в исковом заявлении. Поэтому мы консультируем как устно, так и письменно. Ну и, конечно, при необходимости выполняем заключения специалиста и выступаем в суде.
Л.М.: Вы много лет работали в системе государственной экспертизы, а сейчас в частной. В чем причина перехода? И что изменилось в работе?
О.В.: Действительно, я более 15 лет была государственным экспертом, это традиционный для судебно-медицинского эксперта путь. Старт с работы в морге, где я занималась потоковой экспертизой трупа и экспертизой живых лиц, выезжала на места происшествия в составе следственно-оперативной группы. Затем открыла для себя комиссионную экспертизу – мир судебной медицины, работающей на стыке медицинских специальностей и даже разных профессий. В 2010 году я перешла в комиссию уже на основное место работы, приняв к заведованию отдел сложных экспертиз Бюро судебно-медицинской экспертизы Московской области, который возглавляла следующие 11 лет. Однако по принципу играющего тренера продолжала совмещать работу в районном отделении, сохраняя таким образом боевую форму. В 2020 году перешла на работу в ФГБУ «Российский центр судебно-медицинской экспертизы» как на новую ступень своего профессионального развития.
11 лет руководства отделом сложных экспертиз позволило мне научиться организовывать процесс работы в экспертной специфике, обучить и вывести в практику немало экспертов, сохранить и развить методологию комиссионных экспертиз областного Бюро, которая всегда была его гордостью. С другой стороны, с места главы отдела мне были видны все болезни государственной экспертизы – бюрократия, вечные проблемы со сроками экспертиз, в каком-то смысле чрезмерная консервативность, где-то даже упертость. Перейдя в федеральный центр, я поняла, что мне не хватает простора для дальнейшего развития, не хватает моей команды опытных экспертов. Нельзя сказать, что этот этап был ошибочным, отнюдь. Он позволил мне увидеть, чем живет РЦСМЭ, его проблемы и сильные места, окунуться в реальную практику их экспертиз.
«Святым Граалем» той школы экспертизы, из которой я вышла, было качество экспертизы. Все остальное всегда было вторичным, а вот экспертиза должна быть качественной и честной. Также нужно быть открытым к новому, креативить, потому что комиссия (так мы называем комиссионные экспертизы) все время меняется, появляются новые объекты, ранее не применяемые коллаборации с экспертами других, в том числе немедицинских специальностей, нужно следить за судебной практикой и запросом право- применителя на решение медицинских вопросов. В государственной экспертизе болезни, о которых я уже упомянула, с приходом оптимизации только нарастают: качество теряется быстрыми темпами, о сроках экспертиз уже ходят легенды, а когда экспертиза на- конец закончена, она вызывает разочарование, потому что не дает ответов на вопросы. Наблюдать за таким движением вниз очень грустно для человека, который видел лучшие времена. Именно это заставило меня в какой-то момент перейти в федеральный центр, а за- тем подвигло идти дальше, чтобы сохранить то, чему за эти годы я научилась.
Так что же, если государственная экспертиза сбавляет обороты, то значит, надо идти в частное поле и строить экспертизу заново? Кто-то скажет, что институт частной судебно-медицинской экспертизы существует давно, но вот какова репутация этого института и качество этих экспертиз? Вот мы с партнерами и решили, что надо основать Институт судебной медицины и патологии, стержнем которого станут принципы качества, принятые в лучшие времена в государственной экспертизе, а вот негативные стороны государственной экспертизы мы с собой не возьмем. Помимо самой экспертизы важно постоянно анализировать, исследовать вопросы экспертизы и экспертных ошибок, систематизировать их и обучать практике экспертов, поэтому двумя важными частями Института мы определили образование и науку.
Работа в частной экспертизе на самом деле оказалась более интересной и очень вдохновляющей. Одна из особенностей работы в государственной экспертизе – своеобразный перекос в обвинение. Это естественно, потому что когда мы говорим об экспертизе по уголовным делам, то если дело выходит в суд, то эксперт всегда со стороны обвинения. Это не дает возможности видеть другую сторону. Взаимодействие с адвокатским корпусом у государственных экспертов, конечно, происходит, но об этом не принято говорить и не принято афишировать. Потому и само такое взаимодействие оказывается неполноценным, лишая экспертов полного пути и получения обратной связи. Ведь для того, чтобы получить знание, важно не только написать экспертное суждение, нужно, чтобы оно потом выстояло в суде, в допросе, в приговоре или решении суда. А если вы консультируете инкогнито, то эта важная часть теряется.
Моим коллегам-экспертам кажется, что частные эксперты взаимодействуют только с адвокатами. А это совсем не так. В моем ежедневном рационе консультаций все по-прежнему – следователи, судьи, но теперь и адвокаты, представители, а также просто граждане или клиники, которые планируют судебный спор или уже являются сторонами по делу. Я бы сказала, что картинка стала полной.
Что еще изменилось? Скорее, темп работы. Я ду- маю, что это особенность частного бизнеса, который не надеется на государственное финансирование, а только на себя. Потому хочешь жить и зарабатывать достойно – умей крутиться, сокращай сроки экспертиз, думай о том, как сделать их понятнее, как решить те вопросы, которые возникают при рассмотрении дел с медицинской точки зрения и тому подобное.
Л.М.: Часто в адвокатской практике при на- значении экспертизы мы встречаем вопросы от следователей к экспертам о наличии причинно-следственной связи между действиями подзащитного врача и наступлением негативных последствий. Интересно ваше мнение: насколько правомерен такой вопрос, всегда ли эксперт должен/может на него отвечать и как отвечать?
О.В.: Ответ на этот вопрос требует отдельной лекции, настолько он непрост. С одной стороны, установление причинно-следственной связи как цели экспертизы определено в основополагающем для медиков законе – ст. 58 Федерального закона от 21.11.2011 No 323-ФЗ (ред. от 19.12.2022) «Об основах охраны здоровья граждан в Российской Федерации». Судебные медики отвечают на вопрос о причинно- следственной связи в экспертизе уже более ста лет. Например, упоминание о ней есть в «Правилах для составления заключений о тяжести повреждений» (утв. Наркомздравом РСФСР, Наркомюстом РСФСР, циркуляр от 16.11.1922 No 146).
С другой стороны, когда мы говорим об установлении причинно-следственной связи между дефектами оказания медицинской помощи и наступлением неблагоприятных последствий для пациента, мы попадаем на стык специальностей – медицины и юриспруденции. Мне хорошо знакомо мнение преобладающего числа юристов, что установление причинной связи должны выполнять правоприменители, и я как эксперт с этим должна согласиться. Основной проблемой в этом вопросе является то, что нужно выходить за пределы медицины в решении этой задачи, а для эксперта медицинской специальности такое недопустимо. Навязывание установления при- чинной связи во врачебных делах (так мы называем такие экспертизы) произошло в 90-х годах прошлого века и повлекло за собой раскол и путаницу в рядах судебно-медицинских экспертов, что усугубило не- доверие к экспертизе. Одни эксперты, я называю их «с классическим подходом», определяют причинную связь в пределах организма человека, то есть устанавливая исходя из медицинских познаний, для нас это эквивалент установления причины смерти: причина (заболевание) – следствие (смерть). Другие, «с творческим подходом», в определении связи используют теории установления причинной связи в юриспруденции, выходя за пределы своих медицинских познаний, но удовлетворяя таким образом запрос общества и правоприменителя. Верно ли это? Никогда практика примеривания мантии судьи экспертом не была правильной. Он должен жестко стоять на данных науки, в которой является экспертом.
Решением этой тупиковой ситуации является соглашение между экспертами и правоприменителем: эксперты устанавливают элементы, требующие специальных познаний (причину смерти, дефекты медпомощи, их последствия, прогноз), а правоприменители устанавливают причинную связь, добавляя к этому свои, юридические моменты. Но до оформления такого соглашения эксперты обязаны отвечать на этот вопрос.
Л.М.: Комплексные судебно-медицинские экспертизы стоят довольно дорого. Какие проблемы возникают с оплатой услуг экспертов в уголовных делах и гражданских?
О.В.: Комиссионные и комплексные судебно-медицинские экспертизы – самый высокоинтеллектуальный вид экспертиз в судебной медицине. Это общепризнанный факт. Некоторые случаи эксперты-клиницисты могут обдумывать, обсуждать, исследовать литературу месяц, иногда даже два. Только написание проекта выводов судмедэкспертом (то есть когда комиссия уже определилась с мнением и обсудила ответы на вопросы) занимает неделю, а может доходить до одного месяца. Помимо интеллектуальной сложности, они трудоемкие (нередко документы привозят в буквальном смысле в мешке или нескольких коробках). Их надо обработать, а медицинские документы все еще в основном рукописные.
Теперь о проблемах в оплате. Это, безусловно, наша боль. Законодатель установил правила, что эксперт должен выполнить свою работу, а затем ожидать, когда экспертизу наконец-то оплатят. Сначала надо дождаться решения суда, затем вступление его в законную силу. Если подана апелляционная жалоба, то ждем ее рассмотрения. И только потом выдается исполнительный лист. Думаю, не нужно объяснять, что исполнительное производство в некоторых случаях означает конец пути, если у должника нет средств. Этот временной маховик от момента завершения экспертизы до момента ее оплаты достигает полугода, а иногда и до года и более. При этом вам как руководителю нужно оплатить работу экспертам, когда она завершена – таково трудовое законодательство. Вот и получается странная коллизия.
Несправедливость этого механизма оплаты в отношении экспертного сообщества приводит к тому, что оно защищается всеми возможными для себя законными способами. Поэтому большинство экспертных учреждений жестко стоит на предоплате, фактически вынуждая стороны ее произвести. Если этого не происходит, то дело возвращается суду с формулировкой «не смогли сформировать состав экспертной комиссии», то есть не смогли привлечь в экспертизу внештатных экспертов-клиницистов для ответа на поставленные вопросы.
Л.М.: Какие ошибки совершают адвокаты при назначении, оспаривании экспертиз и заключений специалистов? Что следует учесть защитнику в уголовных делах врачей, в помощи медицинским учреждениям при взаимодействии с экспертами?
О.В.: Работа должна начинаться с реального разбора случая. Идеально, когда это можно сделать в самой медицинской организации, где руководители готовы беспристрастно смотреть на случай. Если это по каким-то причинам невозможно или клиент очень упорен в своем взгляде на то, что все было сделано идеально, нужна сторонняя оценка.
Достаточно часто мы сталкиваемся с деструктивной тактикой защиты медицинских организаций, где дефект медпомощи очевиден. Например, если забыли в операционном поле салфетку. Отрицая ее наличие, обвиняя пациента в том, что он сам ее туда поместил, стоит помнить, что судья и следователь тоже пациенты. Это может вызвать раздражение или даже негодование, которое отразится на внутреннем убеждении суда в последующем. Если случай дефектный, это не означает обязательную капитуляцию. Если юрист оценивает его реально, то он может помочь вывести медицинскую организацию при лучших условиях, во- время заключив мировое соглашение.
Что касается уголовного судопроизводства, то помощь врачу да и потерпевшей стороне невозможна без оценки ключевого доказательства – судебно-медицинской экспертизы. Вопросы, которые ставятся эксперту при оспаривании экспертизы в допросе или в дополнительной экспертизе, не должны размываться деталями. Иногда бывает, что поставят 150 вопросов, а про главное (причина смерти, вред здоровью и причинно-следственная связь) спросить забудут. Если дело сложное, пронизанное необходимостью применения специальных познаний, весьма не лишним будет помощь специалиста не только в подготовке заключения. Это может быть формат устной или письменной консультации, подготовки специалистом вопросов и объяснения возможных вариантов ответа.
Л.М.: 2 ноября 2022 года Институт судебной медицины и патологии отпраздновал свой первый год жизни. Расскажите об основных итогах первого года. Чем ваше детище может быть полезным адвокатам?
О.В.: Впечатлением первого года работы можно назвать следующее: мы не ожидали, что окажемся настолько востребованными. На этом этапе мы ставим и развиваем экспертную ветку Института. В основном это судебная экспертиза по гражданским делам, но есть и уголовные дела, экспертизы по которым назначаются Следственным комитетом России. Мы также ведем образовательную часть, являясь клинической базой для ФГАОУ ВО Российский национальный исследовательский медицинский университет имени Н.И. Пирогова и ГБУЗ МО «МОНИКИ им М.Ф. Владимирского», откуда к нам приходят ординаторы. Просветительский канал «Врачебные ошибки с экспертом Веселкиной» оказался очень востребованным, в первую очередь у медицинского сообщества, которое дает большой запрос на понимание медицинского права и разбор ошибок.
Конечно, мы начали взаимодействовать с адвокатским корпусом, у нас есть два соглашения с адвокатскими коллегиями Москвы (АК «Династия») и Санкт-Петербурга (Балтийская коллегия адвокатов), которые мы консультируем уже на постоянной основе. В ближайших планах сделать медицинскую судебную экспертизу полной, получив лицензию на психолого-психиатрическую экспертизу, поэтому недавно наша команда пополнилась тоже бывшим, опытным государственным судебно-психиатрическим экспертом.
Что касается нашей полезности для адвокатского корпуса, то в первую очередь это консультирование. Правильное понимание медицинской части позволяет адвокату принять решение, браться ли за дело, грамотно разработать тактику защиты, ставить хорошие, каверзные вопросы экспертам. Если речь о гражданском иске, то эксперт может подсказать вопросы и экспертные особенности, которые позволят правильно сформулировать требования в исковом заявлении. Поэтому мы консультируем как устно, так и письменно. Ну и, конечно, при необходимости выполняем заключения специалиста и выступаем в суде.
